Всё живое хочет жить. Всему живому страшно и больно.
Припоминаю такой случай. Когда-то давно-давно приехала я из Москвы на дачу, чтобы "разобраться" с сорняками, наконец. Стоял месяц май. Я вышла за участок с косой и с радостью начала косить все эти сорняки. Махнув пару раз, я была вынуждена остановиться. Изумлению моему не было предела. Один из желтых одуванчиков, сияя как золотое солнце, кинулся вверх - то есть было полное ощущение того, что он бросился мне в лицо! И я вдруг увидела, какой он прекрасный и ярко-жёлтый, какая зелёная трава, какое синее небо, какое белое облачко. Этот одуванчик буквально молил меня о пощаде. Это было какое-то мгновение, но оно длилось, казалось, целую вечность. До сих пор я отчётливо помню этот день. Конечно, я оставила их расти - они же живые. И им страшно. И им больно. И стало понятно, что нужно молиться и о больной лягушачьей лапе, и о римском папе...
Припоминаю такой случай. Когда-то давно-давно приехала я из Москвы на дачу, чтобы "разобраться" с сорняками, наконец. Стоял месяц май. Я вышла за участок с косой и с радостью начала косить все эти сорняки. Махнув пару раз, я была вынуждена остановиться. Изумлению моему не было предела. Один из желтых одуванчиков, сияя как золотое солнце, кинулся вверх - то есть было полное ощущение того, что он бросился мне в лицо! И я вдруг увидела, какой он прекрасный и ярко-жёлтый, какая зелёная трава, какое синее небо, какое белое облачко. Этот одуванчик буквально молил меня о пощаде. Это было какое-то мгновение, но оно длилось, казалось, целую вечность. До сих пор я отчётливо помню этот день. Конечно, я оставила их расти - они же живые. И им страшно. И им больно. И стало понятно, что нужно молиться и о больной лягушачьей лапе, и о римском папе...
На весенней проталинке
За вечерней молитвою - маленький
Попик болотный виднеется.
Ветхая ряска над кочкой
Чернеется
Чуть заметною точкой.
И в безбурности зорь красноватых
Не видать чертенят бесноватых,
Но вечерняя прелесть
Увила вкруг него свои тонкие руки...
Предзакатные звуки,
Легкий шелест.
Тихонько он молится,
Улыбается, клонится,
Приподняв свою шляпу.
И лягушке хромой, ковыляющей,
Травой исцеляющей
Перевяжет болящую лапу.
Перекрестит и пустит гулять:
"Вот, ступай в родимую гать.
Душа моя рада
Всякому гаду
И всякому зверю
И о всякой вере".
И тихонько молится,
Приподняв свою шляпу,
За стебель, что клонится,
За больную звериную лапу,
И за римского папу.
Не бойся пучины тряской -
Спасет тебя черная ряска..
За вечерней молитвою - маленький
Попик болотный виднеется.
Ветхая ряска над кочкой
Чернеется
Чуть заметною точкой.
И в безбурности зорь красноватых
Не видать чертенят бесноватых,
Но вечерняя прелесть
Увила вкруг него свои тонкие руки...
Предзакатные звуки,
Легкий шелест.
Тихонько он молится,
Улыбается, клонится,
Приподняв свою шляпу.
И лягушке хромой, ковыляющей,
Травой исцеляющей
Перевяжет болящую лапу.
Перекрестит и пустит гулять:
"Вот, ступай в родимую гать.
Душа моя рада
Всякому гаду
И всякому зверю
И о всякой вере".
И тихонько молится,
Приподняв свою шляпу,
За стебель, что клонится,
За больную звериную лапу,
И за римского папу.
Не бойся пучины тряской -
Спасет тебя черная ряска..
И каждое существо, даже каждое растение, каждый листок молит Природу о жизни!
Ну, и напоследок, наглядный пример того, как можно спасать братьев наших меньших.
Joe SmithSaving a duckling with a vacuum
duckling - утёнок
vacuum = vacuum cleaner - пылесос
to save - спасать (но уж это-то слово понятно и без перевода, не так ли!)
vacuum = vacuum cleaner - пылесос
to save - спасать (но уж это-то слово понятно и без перевода, не так ли!)
